Книга Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны  - Оливер Пилат

Как ценный сотрудник на высоком положении в Национальном исследовательском совете Канады, Буайе имел доступ к общим сведениям об атомных разработках в США, а также о работах, которые велись в Монреале и на заводе в Чок-Ривере в провинции Онтарио. Получив весьма уместное кодовое имя Профессор, Буайе регулярно передавал шпионские отчеты Заботину через Фреда Роуза. Он также оказывал разные косвенные услуги коммунистическому движению. По просьбе Буайе его жена — Анита Коэн Буайе, которая затем стала третьей женой Фредерика Вандербильта Филда, — предлагала проводить в их роскошном монреальском доме неформальные встречи, которые впоследствии привели к учреждению Канадской ассоциации научных работников (КАНР).

Доктор Буайе стал первым председателем этой важной ширмы, за которой оценивали, подготавливали и доводили до кондиции шпионские проекты. Алан Нанн Мэй, Норман В. и некоторые другие, упомянутые в документах Гузенко, занимали официальные посты в КАНР.

Некоторые другие организации, в которых коммунисты занимали сильные скрытые позиции, подняли крик по поводу обвинений, предъявленных по делу Гузенко, упирая на то, что обвиняемые заботились исключительно о том, чтобы энергия атома принадлежала всему миру. Однако Буайе, как и другие агенты, шпионил в пользу русских задолго до всякой уверенности в создании атомной бомбы. Более того, шпионские дела Буайе отнюдь не ограничивались ядерным делением, как о том свидетельствует собственноручная запись Заботина, сделанная им в записной книжке вскоре после приезда в Оттаву в 1943 году:

«Профессор

Француз. Известный химик, возраст около сорока. Работает в университете Макгилла в Монреале. Лучший из специалистов по взрывчатым веществам на Американском континенте. Передает полную информацию по взрывчатым веществам и химическим заводам. Очень богат. Боится работать. (Передал формулу гексогена, вплоть до настоящего момента оценка от руководства не поступила).

Выдал ОВ».

Буайе дважды судили по обвинению в заговоре с целью нарушения Акта о государственной тайне. В первом случае мнения присяжных разделились. Второй состав присяжных осудил его, и он получил два года тюрьмы.

Каким образом канадские ученые-идеалисты, натасканные в морали и методике конспиративной работы в политических «учебных кружках», управляемых коммунистами, быстро превращались в шпионов, пожалуй, лучше всего проиллюстрировать на примере той части раскрытой агентурной сети, которую возглавлял Дэвид Гордон Лунан.

Лунан был шотландским журналистом, который жил в Канаде с 1938 года и вступил в Рабочую прогрессивную партию. Лунан служил в армии и дослужился до звания капитана и затем стал редактором военного журнала «Канейдиэн аффэрс». Как-то раз на поезде он разговорился с Фредом Роузом, который был в восторге от того, насколько сходятся их взгляды. Роуз туманно сказал, что хочет кое с кем познакомить Лунана. Через несколько дней, зайдя в свой кабинет в Оттаве, Лунан обнаружил на столе записку без подписи, которая приглашала его на встречу с неизвестным человеком на углу Ридо-стрит. Лунан пришел туда в указанный час и двадцать минут разговаривал с человеком, который представился как Ян.

После недолгой беседы, которая оставила несколько загадок, но и дала некоторые намеки, Ян сообщил Лунану, что соберет группу из четырех человек, которым присвоит кодовые имена, начинающиеся с буквы Б. Указания по конспирации и первые задания для заговорщиков поступят им в свое время. Прощаясь, Ян передал Лунану организационную схему с четырьмя Б, которую ему следовало запомнить, а потом сжечь. Лунан выполнил инструкцию и уничтожил схему, которая стала известна лишь потому, что Гузенко вышел из советского посольства с ее копией. Лунан отсидел три месяца за неуважение к суду, так как отказался свидетельствовать на процессе по делу Фреда Роуза.

Позднее его признали виновным в заговоре, но обвинение было снято после апелляции. Эта организационная схема, определявшая место Лунана в сети, выглядела примерно так:

Как раз внимательное изучение этой схемы и позволило впервые заподозрить, какую роль играл Алан Нанн Мэй. Предположительно, такие же схемы существовали и для других букв алфавита — А, В, Г, Д, Е… Мэю дали кличку Алек; он ли был тем стратегически важным физиком-ядерщиком, через которого стали известны трое других физиков-ядерщиков с кличками на букву А? А что насчет четырех Г — Голя, Галя, Гини и Грин? Мог ли Мэй так же относиться к четырем Г, как Ян — к четырем Б? В отсутствие ясных ответов приходится полагаться на догадки.

Не составило никакого труда вычислить личность четырех Б, работавших с Яном (подполковником Роговым, помощником Заботина). Бэк — это Лунан. Бэкон — Израэль Гальперин, профессор математики в Королевском университете в Кингстоне, провинция Онтарио, бывший капитан артиллерии, который стал заниматься научными исследованиями. Бадо и Бэгли — это Данфорд Смит и Эдвард Мейзролл, выпускники университетов Макгилла и Нью-Брансвика соответственно, которые в тот момент работали в канадском Национальном исследовательском совете.

Из трех назначенных ему монреальских ученых Лунан сначала знал только Бадо (Смита), но Рогов заверил его, что двое других, Бэкон (Гальперин) и Бэгли (Мейзролл), сочувствуют коммунистам и психологически готовы к этому шагу. Рогов сообщил ему биографические сведения об ученых, а также некоторые догадки о том, как с ними обращаться. Не без труда Лунану все же удалось в какой-то степени наладить сотрудничество со всеми тремя за удивительно короткий срок — несколько недель.

В своем первом отчете для Рогова Лунан передал: «…Бадо сообщил мне, что самые секретные работы в настоящий момент ведутся в области ядерной физики (бомбардировка радиоактивных веществ для производства энергии). Они секретнее, чем радары, и ведутся в Монреальском университете и университете Макмастера в Гамильтоне. Бадо считает, что государственная закупка установки по производству радия связана именно с этим исследованием». Гальперину, как пишет Лунан, не хватает конспираторской жилки, и он считает «большую часть так называемой секретной работы шуткой», тогда как Мейзролл живет в сельской местности с женой, которая не верит в политическое сотрудничество.

Месяц спустя Лунан уже просил своих трех ученых держать ухо востро, не появятся ли какие-нибудь бесхозные образцы урана-235. Данфорд Смит сказал, что не имеет доступа к таким образцам, но предложил перевестись на атомные исследования, если это нужно. Гальперин уперся. «Стало очень трудно с ним работать, особенно после моей просьбы насчет урана-235, — сообщил Лунан Рогову. — Он сказал, что, насколько ему известно, добыть его невозможно. Думаю, что сейчас он лучше осознает суть моей просьбы и категорически ею недоволен». Что касается Петававы, то Гальперин просто сказал, что ничего об этом не знает.

Москва упорно требовала более полных сведений по расщеплению ядра. Одна из телеграмм, полученных в то время Заботиным от директора Центра, гласила:

«ПРИМИТЕ МЕРЫ И ОРГАНИЗУЙТЕ ПОЛУЧЕНИЕ ДОКУМЕНТАЛЬНЫХ МАТЕРИАЛОВ ПО АТОМНОЙ БОМБЕ! ТЕХНИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ, ЧЕРТЕЖИ, РАСЧЕТЫ».

К сожалению для Лунана, его трое ученых были недостаточно тесно связаны с работами над ураном, и едва ли можно было рассчитывать, что они успеют поближе подобраться к ним, пока не будет уже слишком поздно. Данфорда Смита не перевели на атомные исследования, но вознаградили за инициативу тем, что напрямую связали с Роговым, который лучше разбирался в научных вопросах, чем журналист Лунан. Смит иногда приезжал в США, особенно в Массачусетский институт технологий, на совещания с американскими учеными. Он смог передать Рогову данные по важным американским и канадским разработкам радаров и взрывчатых веществ. Мейзролл внес вклад в виде последних усовершенствований в военной радиотехнике. Гальперин сделал несколько устных докладов в области артиллерии, которые имели спорную ценность. Все трое были недовольны, когда им предлагали денежное вознаграждение.